Счастливые неудачники  - Лана Барсукова

Изольда раскладывала открытки, как пасьянс. Упорядочивала артистов по красоте. Для этого долго всматривалась в каждую фотографию, подмечая мельчайшие детали и подробности внешнего вида. И тут пришло озарение. Оказывается, с красотой не все так просто. Вот смотришь, красавица чистой пробы, повеситься от зависти хочется. Или, как говорили девочки, «умереть – не встать». А на деле, как говорил Райкин, «дурят нашего брата». Стоит прикрыть ладошкой прическу, другой ладошкой – затейливое колье на груди, и нет красавицы, проступит простоватое лицо, каких пруд пруди. Настоящее потрясение Изольда пережила, когда поняла, что, строго говоря, и Гурченко – не красавица, если разложить по полочкам черты ее лица. Кумир был не то чтобы повержен, но очеловечен, к нему стало возможным приблизиться.

Изольда тихо млела от своих открытий. Выяснилось, что с лицом можно играть, как с конструктором. Сумеешь – построишь дворец, а нет – так получишь сарай. Все зависит от наклона головы, повязанного на шее шарфика, подпертого руками подбородка, небрежно выбившегося локона, изгиба бровей. Про улыбку – особый разговор, это настоящая палитра художника. Улыбка бывает множества видов: от дружественно-приветливой до провокационно-манящей, от приближающей до указывающей на дистанцию. Улыбнуться можно презрительно, а можно заискивающе, или победно, или униженно. И глаза, это еще одно бронебойное орудие настоящей женщины. Взгляд может быть прицельно-сощуренный или слегка рассеянный, неприязненный или с хитринкой, надменный или по-детски беззащитный. Изольда часами тренировалась у зеркала, доводя лицевые мышцы до состояния боевой готовности.

И когда ее ровесницы мечтали стать врачами, учителями или женами генералов, что часто по жизни означало одно и то же, Изольда проявила пониженную социальную ответственность и решила стать красавицей. Изумительной женщиной.

Опыты проводились на одноклассниках. С одними она хохотала, обнажая коренные зубы, с другими только слегка и печально улыбалась. На кого-то смотрела в упор, нагло и дерзко, кому-то подмигивала, а на некоторых лишь изредка поднимала взор, два хлопка ресницами и снова в землю. Кому-то показывала преимущественно профиль, а кто-то из избранных любовался анфасом. Подопытные мальчики были заинтригованы, девочки же, возмущенные таким «двурушничеством», пытались устроить ей бойкот. Но он провалился по той банальной причине, что Изольда его не заметила. Или сделала вид, что не заметила.

Реакция окружающих записывалась в специальную тетрадочку и тщательно анализировалась. Для чистоты опыта Изольда изобрела поправочные коэффициенты. Например, реакция влюбленного в нее Андрюхи делилась на десять, потому что он был лицом заинтересованным, а после случая с ремнем еще и слишком впечатлительным. Результаты опытов фиксировались на шкалах «любовь», «уважение», «ревность», «ненависть», «страдание». Далее вычерчивались графики мужского внимания и женского презрения. Изольда накопила материал на несколько кандидатских диссертаций. Она пыталась открыть тайну женского обольщения. Не любви, а именно обольщения. Потому что любовь от Бога, это Изольда понимала, дурочкой она не была. А вот обольщение вполне себе рукотворно. Надо только быть наблюдательной, неленивой и упорной. Как истинный и истовый ученый, Изольда старалась открыть формулу обольщения.

И ей это удалось. На выпускном вечере за право танцевать с Изольдой боролись самые высокие и красивые мальчики школы, а остальные топили зависть в портвейне в мужском туалете, включая Андрюху. Судьба не оставила ему шансов, он был такой мелкий и невзрачный, что однажды, когда в школе отрабатывали пожарную тревогу и всех выгоняли из здания, преспокойно отсиделся за фикусом. Его так и звали потом Андрюха-за-фикусом. Ну как с таким танцевать?

Для мальчиков, удостоенных танцевальной аудиенции, были продуманы темы для разговоров, заготовлены реплики. Изольда заранее формировала воспоминания о своей молодости. Вот станет она известной артисткой, в чем она не сомневалась, начнут журналисты расспрашивать ее одноклассников про ее юность, про школьные годы, а тем и сказать нечего будет, если заранее не позаботиться. Примутся чего доброго разные глупости и невыразительные эпизоды вспоминать. Нет, нельзя пускать это на самотек. В уши мальчиков Изольда диктовала текст, который они спустя годы должны будут перелить в уши журналистов. «Когда слышу музыку, то думаю, почему я не птица? Так бы разбежалась и полетела, полетела». Вроде бы где-то Изольда это читала, но ведь как здорово сказано. Лучше не придумать. К тому же по прошествии лет мальчишки многое подзабудут, и останется только то, что Изольда всегда была страшно романтичной, все взлететь куда-то пыталась. Прекрасная заготовка для журналистов.

* * *

Неудивительно, что девочка с такими задатками решила стать артисткой. Мечты о сцене в их семье были разновидностью наследственного заболевания и передавались по женской линии. Ее бабку звали Верой, в честь Веры Холодной, звезды немого кино, которая компенсировала отсутствие звука рельефными бровями и глубоким, как у коровы, взглядом. В фильмах с ее участием редко обходилось без летальных исходов, что нравилось публике. Но бабушка Вера артисткой не стала, потому что ее брат оказался троцкистом со всеми вытекающими для семьи последствиями.

Верность мечте привела к тому, что бабка Вера назвала свою дочь, мать Изольды, Любой в честь Любови Орловой. В те годы страна разрывалась между симпатиями к Любови Орловой и Марине Ладыниной, символизирующим две ветви кинематографа – имитацию Голливуда и лубочную народность. Дело было в их мужьях. Муж Орловой, режиссер Александров, тащил советское кино в западном направлении, что сквозило в социально деклассированных названиях «Цирк» и «Веселые ребята». А супруг Ладыниной, режиссер Пырьев, упирался в сторону советской обновленной деревни, снимая «Трактористов» и «Кубанских казаков». Между ними стояла Фаина Раневская, ни туда ни сюда, но у той не было мужа-режиссера, да и сдвинуть ее с учетом габаритов было непросто. Выбрав для дочери имя Любовь, бабка Вера тайно проголосовала за Запад.

Но и тут с артистической карьерой не сложилось. На этот раз подвел немного косящий глаз девочки Любы. С таким дефектом можно было играть только Катюшу Маслову из толстовского «Воскресения», но нельзя же занимать место в институте ради одной роли. Вооруженные этим аргументом экзаменаторы прогнали Любу с первого же тура. Она ответила им достойно – назвала дочь в честь популярной артистки шестидесятых годов Изольды Извицкой. Дескать, мы еще вернемся.

Правда, Извицкая подвела. Покорив страну детскими глазами, полными страдания от того, что она сначала спасла, а потом метко подстрелила «голубоглазенького» белогвардейского офицера в фильме «Сорок первый», актриса банально спилась. Поэтому в семье не особо рассказывали, в честь кого названа дочка. Просто Изольда.

И вот пришла ее очередь торпедировать театральный вуз.

На вступительных экзаменах она ничего не играла, а доверительно и немного устало рассказала о себе. Правда, словами Беллы Ахмадулиной. «Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники. Пятнадцать мальчиков надломленными голосами мне говорили: «Я никогда тебя не разлюблю». Сказано это было так интимно, что председателю приемной комиссии, Игорю Львовичу, известному всей стране артисту с длинным послужным списком романов, отчаянно захотелось стать шестнадцатым.